«Кто-то вспомнит, и сразу забудет. А кто-то словно воспрянет ото сна.» Дж. Р.-Р. Толкиен

Выпустите меня, выпустите! Как же отсюда выйти? Выхода нет. Это не моя станция. В воздухе взвесь пара. Я стою в парном вагоне метро, из последних сил держась за раскаленый поручень. На лбу проступают капельки бессилия. Ацки жарко до такой степени, что я даже не знаю, чего мне хочется больше: пить, дышать или блевать. Я считаю в уме, сколько станций осталось. Станции, как цирковые овцы, прыгают через мозг под куполом черепной коробочки. Одна, две, три, четыре. Четыре метро-овцы, круглые, как точки на карте? Хорошо. Еще немного — четыре пункта потерпеть. А теперь – не быть. Задержать дыхание и схлопнуться. Жесть. Я не хочу всего этого.

И тут… Словно капля росы из Прекрасного Далёка, осевшая на запредельно благоухающих лепестках розы ветров… Или, нет, не то… Словно благословенная кровь Спасителя, капля искупительной крови, источенная из Его раны – по лбу моему ползет – тьфу! – ледяная капля пота. Медленно, как улитка, под мантру ОМММ ползет, невольно вызывая дрожь во всем сознании, оставшимся теплиться в моем теле после тридцати лет такой жизни.

Все вокруг смазано, время дрожит – словно видеомагнитофон моего кино поставили на паузу. Здоровый надежный камень дороги из желтого кирпича уходит у меня из-под ног, обнажая оскаленную кроличью нору. Капля ползет, и я чувствую, как скользкая неудержимая змея чудовищного просветления шуршит-копошится в райских кущах моего «я», горько спящего сном разума. У меня холодеют виски и под мышкой. С-с-сто-о-о-п!!

Но поезд не слушает и не смотрит, он видит темные сны под ресницами пустых окон, он говорит, «Следующая станция – «Лобное место». До боли знакомая точка сборки — горизонтальный лифт в ад, который… — скрежет разрываемой мысли, искры из-под колес—… Я СКАЗАЛ: «СТОП!». В раздвинувшейся гармошкой, десткой книжкой-раскладушкой тишине я замираю по струнке, подчинившись собственной команде. СТОП, словно пот, красным кирпичом заливает мозг. Замираю, не дожевав мысль, мышиный хвостик ее безжизненно свисает теперь у меня изо рта. «Вот она, Перемена», — мычу я сам себе невнятным спросони внутренним голосом.

Мир стал рисовано-черно-белым. Как в «Городе Греха», «300 спартанцах» и «Казино Рояль.»

«Зис из зе энд», подсказывает подхалим-подсознание. Но это только начало. Словно в тщательно отобранных режиссером стоп-кадрах замедленной съемки, я осматриваюсь вокруг, нутром чуя («ЧУХ-ЧУХ-ЧУХ» — поют винты) как подземные вертолеты взбивают черные сливки небытия где-то над крышей вагона, в джунглях проводов в цельнометаллической оболочке… Мертвая и холодная, как зернистая черная икра, вакуумная тоска межгалактического одиночества, словно гигантский питон, свила свои кольца вокруг меня, прямо на ходу сдавливая поезд. Холодная капля пота стекает теперь по шее на грудь, прямо в стеклянный лес и сухой трескучий лед моего ледяного сердца. Ого! Удивительно, как я вообще еще что-то чувствую. Ведь я — холодная скользкая змея, пригретая на широкой земляной груди мира, усеянной звездами. Я карликовая раковая шейка, опухоль вселенской эволюции. Я – кишечная палочка, отчаянно вцепившаяся в таблетку бисептола в бущующем море 100%-го доброго кишечного сока. Я прооперированная плавающая точка в стремительно перезагружающейся матрице, финальной босс-матери всего сущего и несущего. Мне еще предстоит стать человеком.

Не теряя черно-белого стоп-кадрового состояния, мысленно включив свой вездесущий мобильный сотовый мозг, я просто ищу людей. Пытаюсь поймать взглядом чужой взгляд. Ну, где вы?! Тут же, в сантиметре от моего носа – взмокшая спина подростка в майке с интеллигентными мелкими полосками. Витиевато схватившись за поручень, в полутьме вагона он читает с голубого светящегося экрана старенького телефона N-GAGE. А что, лихо! В червивой голове моей шевелится вопрос: ну почему почему почему я не купил Энгейдж?! Такая клевая фича всего за полтинник щас бы тоже стоял и читал с экрана! Я мысленно бью себя в ухо, как Тайлер Дерден. В ухо, в глаз. Я – ухо. Я – глаз. В глазах – звездочки, белки и стрелки. Глаза, глаза людей, где вы? Я остро, как секса в отпуске, хочу в этот миг людей. Ищу человека, второго вот такого же как я. Потного, чернобелого, проснувшегося без соски во рту. Без этой матери-соски, которую все мы, как пылесос, сосем за копейки — за кусок сахару, толику наслаждения, за блажь, которая все равно не исполнится до конца.

Широко раскрытые глаза подростка всасываются в бездонно-голубой светящийся экран Энгейджа. «Стрелок повернулся и пошел, не оглядываясь, побрезговав сделать контрольный». Но я уже не брезгую, не брезгую посмотреть вам в глаза! Все отводят взгляды. А может, это мне уже кажется. Стоп, вот один. На меня смотрит хитрый узбек с видео-камерой на запястье. Впрочем, нет, вроде не смотрит. Это он просто щурится. А может, и не узбек он, а китаец или даже японец. С видео-камерой-то? Японец, наверное. Смотрит себе куда-то мимо… А на нижележащем пласте метро-реальности сидит белокурая русская женщина за пятьдесят с серебряным крестиком на шее. Сидит, закрыв глаза, и с закрытыми глазами укоряет пространство. Такое у нее выражение лица. Остальное: повернутые ко мне продублированные в нескольких копиях спины да мелкие капельки оранжевого тумана — запах людей. Облом. Меня никто не видит. Я никого не вижу. Я слеп.

В отчаянии перевожу взгляд в случайную точку — на рекламу, которая предлагает туалет в любом месте, где пожелаешь. Нет, я не начинаю снова. Я уже переварил ее, и гнев на нее, и равнодушие к ней — неделю назад. И все же, освеженное ледяной каплей, что-то екает в моем сердце. «Вот чем они нас кормят», шепчет инородный голос в мозгу. «Говном-с-ложечки.» Привет, Мозг! Спасибо за подсказку, Нэо — я знаю, что нет никой ложки. Нет никаких «оних». И нет никакого дерьма. Нет даже спасительных красных пилюль. Вообще ничего нет. Туалет в любом месте. Где пожелаешь. В любое время. Ведь здесь – на километры, на станции, месяцы, на световые годы вокруг – нет ничего, что мне действительно нужно. И ничего, что мне мешает. Все, что я вижу – это мегатонны и киловатты собственного непонимания, которое обрело материальную форму, текстуру и цвет. Нет этих людей вокруг – потому что я вижу только проекции собственных интерпретаций обрывочных данных, и нет меня – потому что «я» – ничто иное, как обратное отражение этих интерпретаций, этого непонимания, этих грехов — в «этих людях». Вот уж действительно, город греха. Я смотрю в моргающее во сне окно подземки и вижу целый мир: отражения, жадно и требовательно смотрящиеся в зеркало. Дорога из желтого кирпича горит синим пламенем. Папа, кто строил эту дорогу? Эту дорогу построил Бог. Как же мне вернуться к нему?! Что мне нужно для такого квеста, какие скилы, какие предметы? Мне не нужно ни красивое тело той девушки, которая строчит BDSMS-ки, ни дурацкой модной кожаной сумки супергламурного соседа, ловко упершегося худым локтем мне в левый бок. «И от тебя мне ничего не нужно» – взглядом сообщаю я роскошно одетому бизнесмену, от которого изящно веет солидным парфюмом. Бизнесмен, тоже глазами, делает вид, что он здесь случайно.

И тут, в тот самый момент, когда капля пота, ласково прощекотав мне живот, впитывается в резинку трусов, меня снова торкает холодная безжалостная чистота осознания. Бизнесмен здесь не случайно. И я здесь не случайно. Я здесь затем, чтобы любить его. Его, и еще Парня-с-Энгейджем. Женщину с закрытыми глазами. Зажмуренного узбекского японца. Садо-мазо-эсэмэсящую телку и модного хлыща. Мне не нужно даже смотреть им в глаза, чтобы Любить. И учиться любить. И любить снова. Прямо здесь и сейчас, в своем сердце. Посреди черттезнает какой станции, посреди Вселенной, которая никак не может поверить, что ее создал Бог – где я оказался, опять же, не случайно –а поделом, за свои собственные заслуги и грехи.

Я маленькая смешная капелька пота, дерьма и понимания в бочке звездной пустоты. Я люблю по мере сил, потом погасну. Успеть научиться любить. Не членом а сердцем. Не родину а вселенную. Не кого-то, а все сразу. Не себя а Его. Прямо здесь – я – именно – для – этого. В метро, в москве, на маленькой голубой планете с веским названием. Что еще делать в этом удивительном месте? Не наслаждаться же!

P.S. Специальная возможность останавливать время, наконец, выдохлась. Мир снова стал цветным и нежно успокаивающим, как телевизор, по которому показывают где-то войну. Народ оборачивается друг на друга, передавая во взгляде, как косяк из рук в руки, коллективный бессознательный туалет где захочешь. Но я уже не парюсь. Я потихоньку, прямо сейчас, учусь любить. Не пряча глаза. Не спеша. Искреннее. Из искры, в моем раздавленном было эгоизмом сердце расцветает аленькой цветочек. Метро-овцы перестали прыгать и столпились у двери. Осторожно двери открываются и я выхожу.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>